Skip to main content

Месяц: Июнь 2018

«Свобода, которая создается интернетом, приведет к мощному тоталитаризму»

Опубликовал manager, . Категория: Общественные процессы, Экспертные позиции.

От старшего поколения нередко приходится слышать фразы типа «молодежь не та пошла». Свойственный русскому человеку консерватизм не позволяет понять и принять процессы, происходящие в стремительно меняющемся мире. Дети рождаются «с кнопкой на пальце» – они полностью погружены в цифровую реальность практически с первых дней своей жизни. И это, безусловно, отражается на их мировосприятии. Какая она, современная молодежь, к чему стремится, кого считает авторитетом – об этом и многом другом в интервью «ФедералПресс» рассказал руководитель Центра социального проектирования «Платформа» Алексей Фирсов:

Молодо не зелено

Алексей Фирсов

Алексей Владимирович, кого считать молодым? С одной стороны, в различных госпрограммах прописывается возраст до 35 лет, с другой – уже говорят, что молодыми можно считать и 40-летних, а может, дойдет и до 45-летних.

В наше постмодернистское время молодым можно считать того, кто сам себя считает молодым. Это если под молодостью понимать темпы внутренних изменений, некую проекцию на будущее в большей степени, чем на прошлое и даже на настоящее, динамику, амбиции и т.д. Молодость – это, скорее, внутреннее состояние.

Вообще, мне кажется, человек должен измерять свой возраст сразу по нескольким шкалам: есть астрономическое время – сколько лет наше тело совершает путешествие вокруг Земли; есть биологическое время организма, время жизни – оно измеряется по-своему, и по мере развития биотехонологий разрыв между астрономическим и биологическим временем будет возрастать; есть психологическое время; есть и четвертое измерение – духовное, но это отдельная история.

В прошлые столетия эти три-четыре шкалы в значительной степени совпадали, дистанция между ними была относительно небольшая. Под влиянием разных факторов эта дистанция увеличивается, и понятие молодости как таковой (как и старости, в общем-то, но в меньшей степени) размывается. Поэтому действительно есть трудности с определением. Единственное, что нам остается, – идти по пути самоопределения.

Но для государства все-таки важна конкретика.

Понятно, что для государства, каких-то институтов это понятие надо закреплять, потому что они имеют дело с программами. Но все это условные единицы, только для удобства функционирования каких-то государственных и общественных инициатив.

Цифровая реальность молодых

Какая она, сегодняшняя молодежь? Что ее отличает, например, от молодежи 1990-х и 2000-х?

Знаете, на этот вопрос невозможно ответить. Мы опять же упираемся в вопрос – что такое современная молодежь. Даже если мы волюнтаристски сделаем точку отсечения, например, 30 лет, мы увидим там целый ряд пластов поколений с очень разными ценностными и прочими ориентациями. Можно попытаться резюмировать тот путь, который прошли молодые поколения за последнее время, и вывести общее.

Первая, и важная вещь, – изменилась структура реальности. Она стала цифровой. Банально, но это факт. Отличие двух групп общества: у одних интернет появился, когда они жили уже осознанной жизнью, и он стал дополнением к физической реальности, и в определенной степени до сих пор является дополнением, хотя все больше вытесняет эту физическую реальность. И есть тот слой общества, который родился, по крайней мере, вырос внутри цифрового мира и который воспринимает реальность не как разделение на физическую и цифровую, а как общую часть реального мира, и он ведет себя в значительной степени по законам цифровой реальности.

Что это за законы?

Это слабые границы, быстрые переходы от одной сущности к другой, отсутствие в силу плюрализма каких-то жестких ценностных систем: нужно всегда варьировать свое поведение, видеть какие-то альтернативные модели, быстро менять локации. Все это создает феномен облачного сознания (облачного – в смысле отсутствия жестких конструкций, структур, платформ, оценок), высокую внутреннюю мобильность, формирует привычку ценить не столько объемы знаний, сколько умение ориентироваться в источниках информации. То есть сегодня важно не капитализировать знания и информацию внутри себя, а обладать доступом к инфраструктуре, тем точкам входа, которые позволяют эту информацию брать.

Наверное, свойством этих поколений будет являться другое отношение к собственности: принцип «не владеть, а пользоваться» будет в значительной степени менять потребительские привычки, накопление недвижимости и иных ресурсов будет казаться нелепым – зачем, это обременяет.

Это будет сказываться на традиционных институтах, например, на семье?

Да, и это неизбежно будет. Это не отменяет базовые чувства, которые есть у людей, – любовь, привязанность. Но форма выражения и форма взаимного существования будут меняться, и уже меняются. Все кажется уже скорее инструментом, чем самоценностью. Если людям удобно жить, оформляя свои отношения, они будут это делать, если неудобно, не будут.

Возникает различие между формой и содержанием. Это касается не только семьи, но и других крупных институтов. Масса вещей, которые строились на принципах незыблемого авторитета, четкой иерархии ценности руководителей, уходят, иерархии разрушаются – молодежь гораздо менее иерархизирована. Уходит понятие слепого авторитета. Всегда возникают вопросы «почему?», «зачем?». Для молодежи сейчас существует серьезный кризис – долголетие российской политической системы и ее лидера (долголетие не в физическом, а в политическом смысле), позиция несменяемости. Они привыкли к тому, что мир мобилен, что все меняется. А тут оказывается, что есть какие-то зоны, которые не подвержены изменениям. Это вызывает у них иронию, скуку…

Путин, Навальный, Дуров

Несменяемость власти вызывает протест у молодежи?

Протест? Есть, у кого это вызывает протест. Но они не воспринимают эти области настолько серьезно, чтобы протестовать. Здесь больше тяга к индивидуальности и к поиску некой автономии от государства. Чтобы протестовать, нужно быть вовлеченным в эти процессы, считать это важным для себя, сущностным. Это, скорее, вызывает какую-то дистанцию и нежелание иметь с этим дела. Понятно, что мы говорим об определенной части молодежи – рефлексирующей.

Является ли она надежным электоратом власти или из нее каждый пытается лепить своего сторонника?

Молодежь точно не является надежным электоратом власти, потому что многие проявления власти, созданные российской политической культурой, кажутся ей чуждыми. Она дистанцируется от всех этих процессов. Но это не значит, что оппозиция может перехватить это и взять молодежь в свои силы. Здесь скорее больше интенция на дистанцию, на отстранение, чем на протест. Скепсис в отношении Навального ничуть не меньше, чем в отношении Путина, даже, может быть, больше.

Мы недавно провели исследование. Брали возраст 22-23 года, московскую среду. Для них Навальный – фигура неприятная. Если Путин – в чем-то надоевшая, в чем-то вызывающая критику, негатив и т.д., но, по крайней мере, уважаемая фигура за счет веса, внутреннего ресурса, то Навальный превращается в интернете в человека, который хочет использовать ресурс молодежи для своих задач.

Но отстраненность от существующей политической системы совершенно не означает перетекание молодежи в другой политический лагерь. Ресурсом власти она не является, но и ресурсом оппозиции тоже не является, пока не появится свой лидер, который будет говорить с ними на одном языке. Типа Павла Дурова – теоретически он мог бы стать лидером. Но ему это совсем не нужно. Этот человек что-то сам создал, он является выразителем прогресса, новаций, обаятельный и тоже молодой. Если такой человек появится, он добиться может многого.

Этот человек, получается, должен быть авторитетен?

Это не будет авторитет в привычном смысле, которое закладывает старшее поколение. Он авторитетен, потому что излучает какую-то энергию, харизму, потому что этому человеку мы делегировали свои мысли, чувства, будущее. Это будет рациональный авторитет, построенный на том, что мы понимаем, почему этот человек является авторитетом и понимаем границы этого авторитета. Если человек за границы выходит, авторитет будет рушиться.

«Домострой» не поможет

По сути, складывавшиеся годами устои в сознании молодых разрушаются?

Вообще, привязанность к национальному ослабевает, происходит разрушение границ сильных привязанностей. Это сложная история. Традиционные культуры строятся на небольшом количестве сильных взаимодействий. Их немного: отношение к государству, семье – это считается сущностным (у человека должна быть семья, она должна быть устроена так-то, человек должен жить в государстве и т.д.), это сильные взаимодействия. Их немного. Сейчас происходит замена малого количества сильных взаимодействий большим количеством слабых. Ключевая причина этого – интернет и тренд цифровой реальности, которая создана – цифровой двойник мира. Хотя этот тренд наметился и до интернетизации: сексуальная революция, французская студенческая революция – это все-таки было разрушением сильных взаимодействий, но проходило в ограниченном количестве стран, не носило глобального характера. А интернет – процесс глобальный и, скорее всего, необратимый. Можно предполагать, что будет какой-то откат, но пока это не просматривается.

Это хорошо или плохо? Или это надо принять как неизбежность?

Неизбежность надо принимать весело. Это не хорошо и не плохо. Это такой мир. Когда мы говорим, хорошо или плохо, мы должны задаться точкой отсчета – для кого хорошо или плохо. Особенность современного мира – нет единой точки отсчета. С позиции молодежи, думаю, это неплохо, с позиции людей, которые традиционно воспитаны, это, наверное, какой-то риск. Я на месте людей, которые находятся внутри традиционных институтов, всерьез беспокоился бы. Мы видим, что они сейчас, скорее, находятся в позиции сопротивления, пытаются защитить себя от этих влияний. Но это точно не получится по массе причин. Лучше заранее искать какие-то способы адаптации, внутренней трансформации к этому миру. Это захватывает все области, молодежь, конечно, будет драйвером.

Авторитетам – нет

Возвращаясь к теме авторитетов. Есть мнение, что сегодня взрослые перестали быть безусловными авторитетами для детей. Причем это касается как родных, так и посторонних людей. Почему это произошло?

Не то, чтобы они теряют авторитет, уходит само понятие авторитета. Спросите молодого человека, кого он уважает? А что вообще такое уважение? Людей ценят, любят, а уважать… Это модель более сложная и небезусловная. Уходит сам по себе принцип авторитета из культуры, отдельные носители девальвируются. Это очень хорошо заметно в бизнесе: утрачивается отношение к руководителю. Если раньше: начальник сказал! Сейчас – ну, начальник, ну, сказал, он, может быть прав, может нет. Молодежь все ставит под сомнение, испытывает скепсис. Она не принимает какие-то тезисы на слепом доверии.

В последние несколько лет мы стали свидетелями того, как люди, не достигшие 30 лет (например, экс-министр Никифоров или калининградский губернатор Алиханов) заняли высокие посты, которые традиционно занимают умудренные опытом люди. Такие люди могут быть авторитетом или хотя бы образцом для подражания?

Я не представляю, чтобы губернатор стал для молодежи образцом для подражания. Это, конечно, может быть, какие-то исключения в системе возможны. Но если смотреть на возрастной состав правительства, оно постарело по сравнению с правительством 2012 года. Среди губернаторов омоложение происходит, но в целом наша система очень консервативна, она плотно закупорена, и говорить о приходе молодых поколений рано. Алиханов – исключение.

В принципе, чтобы добиться такого успеха к 30 годам, нужно быть инициативным и не бояться брать на себя ответственность. Способна ли на это молодежь?

Отсутствие инициативы и неумение брать на себя ответственность – это одна из характерных жалоб на молодежь.

Откуда это? Тоже цифровая реальность или недоработка семьи и школы?

С одной стороны, ответственность возникает в тот момент, когда у тебя есть осознание, что ты чем-то управляешь (скажем, у человека, сидящего за рулем машины с автопилотом, чувство ответственности снижается). Один из факторов – слабый социальный лифт, который выносит на уровень, где ответственность является неизбежным атрибутом. Но есть и игровые модели: они хорошие, они гибкие, они позволяют координировать разные элементы. Но как раз в игровом мире ответственность снижается потому, что всегда можно переиграть, что-то изменить. Происходит снижение статуса серьезности мира. Это связано с той же парадигмой взаимодействия: серьезность – когда есть сильные взаимодействия, а когда слабые взаимодействия, статус серьезности снижается.

Быстрые изменения реальности тоже влияют. Серьезно относиться к чему-то сегодня, что завтра будет другим, подходы изменятся, приоритеты изменятся – зачем?

С этой тенденцией снижения серьезности можно ли связать возникновение ситуаций, когда дети до полусмерти избивают своих одноклассников, приносят в школу ружья и начинают стрелять в учителей и детей, издеваются над животными?

У меня нет какой-то статистики, но есть воспоминания о советском времени. Я абсолютно уверен, что мы жили в достаточно жестокое время. Ребята приходили если не с ружьями, то с ножами. У нас были серьезные конфликты, драки с тяжелыми последствиями.

Считается, что компьютерный мир ведет к повышению агрессии, потому что там возникают разные формы, стереотипы, игры, фильмы и т.д. Поскольку границы исчезают между цифровым миром и реальностью, люди и реализуют их. Есть взгляд противоположный. Он заключается в том, что иногда люди канализуют все свои негативные эмоции в цифровом мире, поэтому освобождают себя для реального.

То же самое касается секса. Происходит снижение сексуальности среди молодежи, вообще интереса к сексу. Почему это происходит? Одни считают, что цифровой мир вводит людей туда и поэтому замещает реальный. С другой стороны, считается, что нет, цифровой мир наоборот стимулирует: фото, видео и т.д. Эта амбивалентность проявляется во многих вещах, что является самим свойством этой реальности, отсутствием четких указаний.

«Мы превращаемся в супермаркет»

Чего хочет сегодня молодежь? Успешной карьеры, денег или просто тихого семейного счастья? Что важнее – карьера или семья для самодостаточного человека?

Семья является достаточно устойчивой ценностью для молодежи. То, что семья – важный элемент, это факт. Казалось бы, в текущем потоке и семья должна девальвироваться, однако, может быть, как раз за счет этой текучести семья приобретает статус устойчивости, острова стабильности. Как ценность семья присутствует.

Дилемма семья или карьера? Молодежь по своей сути должна быть карьерноориентирована. Все-таки семья как жизненная задача, как жизненный план, приходит позже. Раньше было наоборот. Индивидуальная самореализация важна для молодых людей. Мне кажется, что развилка – семья или карьера – будет ликвидирована. Современная цивилизация не сталкивает лбами многие вещи. Она позволяет их упаковывать в разные модели и дает возможность выбирать между этими моделями. Может быть модель семьи, которая достаточно договорная, с большим люфтом внутренней свободы каждого члена, который совсем не мешает карьере, не требует от женщины немедленно родить ребенка, а от мужчины – быть полностью сфокусированным на семейную жизнь, – современная культура может предложить такую модель.

Отчасти мы превращаемся в супермаркет, где люди ходят и смотрят, какие модели есть, выбирают по себе. Россия, конечно, более консервативна. Но все – вопрос времени: кто-то быстрее, кто-то медленнее, но к этому придут все. Если какая-то геополитическая история не оборвет этот тренд…

Это может произойти?

Это неизбежно. Может произойти какое-то событие, которое сильно изменит ситуацию в глобальном смысле.

На самом деле из нашего разговора складывается впечатление, что мы рано или поздно превратимся в общество бездушных «роботов». А Россия за счет своего консерватизма продержится…

20 лет или 30. Страшилки, что роботы заменят людей? Нет. Я в это слабо верю. Люди очень адаптивны. Если роботы их смогут заменить в чем-то одном, они будут искать себя в чем-то другом. Такая линейность прогресса, когда мы неизбежно придем к темам, которые будут доведены до какого-то безусловного воплощения или крайности, – это не 100%. История часто движется откатами, возвратами. Мало ли что может произойти – глобальная катастрофа, война. Все может поменяться, другие ценности придут. В конце концов, можно предположить, что свобода, которая создается интернетом, приведет к мощному тоталитаризму. Тогда появятся какие-то контролируемые системы поведения, для которых консерватизм больше подходит, чем либеральные системы. Но сейчас ничего такого нет.

Фото из личного архива Алексея Фирсова

Редакция «ФедералПресс» / Екатерина Лазарева

Источник: Редакция «ФедералПресс»

Инвестирование в малые территории: неосвоенные пространства или токсичные зоны?

Опубликовал manager, . Категория: Корпоративные практики, Развитие территорий, Экономика.

Аналитическая записка подготовлена Центром социального проектирования «Платформа».

Экспертный совет по малым территориям провел серию стратегических обсуждений по специфике инвестиционного развития малых городов: 19 апреля в Центре стратегических разработок (экспертный семинар «Инструменты работы с инвесторами на малых территориях») и 26 мая на площадке Петербургского международного экономического форума (сессия «Малые территории: от стратегии выживания к стратегии развития»). Итоги обсуждений составят основу предложений по коррекции национальных стратегий в рамках майских указов Президента.

 

Краткий синопсис:

Инвестированию в малый город противостоит практически все: от недоверия простых жителей, власти и местного бизнеса до системных проблем с инфраструктурой и проводимыми реформами земельного кодекса и местного самоуправления. Эксперты говорят о «токсичности» среды для внешнего инвестора, приходящего даже с самыми благими намерениями. Местная власть традиционно жалуется на дефицитные бюджеты и недостаток государственной поддержки, население продолжает утекать. Малые территории в основном остаются неосвоенными. Есть ли решения? Да, но они индивидуальны и требуют согласия и активного включения всех заинтересованных сторон, в том числе местного населения.

 

БАРЬЕРЫ ДЛЯ ИНВЕСТИРОВАНИЯ: люди или система?

Анализ точек развития малых территорий требует подробного аудита ограничений и сложностей, с которыми сталкивается инвестор на этапе запуска и в процессе работы.

Существует три группы барьеров:

  • Социально-культурные
  • Инфраструктурные и административные
  • Налоговые
 

Итог:

Малые города в массе своей не имеют собственных ресурсов развития и видения своих перспектив, живут в возможностях и стратегиях регионов.

 

 

ТОКСИЧНОСТЬ СОЦИАЛЬНОЙ СРЕДЫ – что случается без доверия?

Самое важное, чего нередко не хватает в малых городах, – доверие. Местные власти и население настороженно относятся друг к другу и с подозрением – к приходящим на локальный рынок бизнесменам. Этот тренд подтверждается рядом исследований малых территорий, проведенных исследовательской группы ЦИРКОН и ее руководителем Игорем Задориным. Возможна и обратная ситуация, когда приходящий бизнес изначально недооценивает и не испытывает доверия к местному населению и власти, воспринимая их алкоголиками и казнокрадами. Любой приходящий в эту среду субъект должен обладать развитыми дипломатическими способностями, чтобы согласовать интересы власти, бизнеса и местного сообщества.

«Доверие – это главный капитал развития малых территорий»

(Игорь Задорин, руководитель Исследовательской группы ЦИРКОН).

В ряде случаев элиты небольшого города, в принципе, никогда не пересекаются, не понимают повестку друг друга и видения развития города, в котором живут и работают, это говорит об отсутствии локального диалога стейкхолдеров.

«Нередко глава градообразующего предприятия и мэр города живут в параллельных реальностях. У мэра свои KPI и представления, у директора завода свои, в итоге, они действуют контрпродуктивно по отношению к своему городу»

(Галина Пивовар, модератор групп программы «Моногорода» бизнес-школы Сколково).

Работать с преодолением недоверия и налаживанием контактов необходимо, но это нетривиальная задача, к которой нужно приступать поэтапно и осторожно. Одним из возможных вариантов действий для тех, кто уже имеет непосредственное отношение к малым территориям, может быть призыв «начать с себя».

«Пока мы – администрация и эксперты не докажем жителям, что от нас есть реальная польза, никакая коллаборация работать не будет. Возникает доверие только в случае, когда вы, например, что-то покупаете у своих соседей. В противном случае [ограничиваясь рассуждениями и призывами] – вы враг, потому что хотите его обмануть или ввести в заблуждение»

(Ирина Ирбитская, архитектор, эксперт ООН ПРООН по городскому развитию, организатор международного проекта «Доктор городов»).

Недоверие как социальный факт сопряжено с еще более глубокой проблемой малых территорий – размыванием человеческого капитала и, как следствие, разрушением всей социальной среды, в которой могут комфортно существовать люди.

«С точки зрения дохода среднего жителя в моногороде может быть все в порядке. Только обычно человеческий капитал и социальная составляющая в моногороде бывают настолько разрушены, что в этом городе люди зачастую не хотят тратить деньги,
не хотят там находиться».

(Олег Степанов, руководитель проекта «ЛавкаЛавка.
Териберский производственный кластер»).

В итоге, бизнес и власть – группы, которые должны активно участвовать в развитии малых территорий, в атмосфере недоверия и ситуации системного разрушения человеческого капитала начинают поддерживать сложившиеся паттерны, еще больше отравляя среду. «Детоксикация» в этом случае уже не может решаться простым призывом «начать с себя».

«Для внешнего среднего или крупного инвестора малый город представляет собой токсичную среду, и это перевешивает абсолютно все остальные барьеры: некачественный человеческий капитал, низкий культурный уровень, отторжение от пришельцев и так далее»

(Андрей Стась, директор Института территориального маркетинга и брендинга).

Продолжение читайте в прилагаемом докладе:

 

ИНВЕСТИЦИИ В МАЛЫЕ ГОРОДАСкачать

Экспертная сессия «Возможен ли цифровой Омск? Роль IT-сообщества, власти и бизнеса»

Опубликовал manager, . Категория: Исследования, Развитие территорий, Технологии.

Цифровой Омск: возможности и опасности

В Технопарке промышленной автоматизации «Газпром нефти» 14 июня прошла экспертная дискуссия «Возможен ли цифровой Омск? Роль IT-сообщества, власти и бизнеса». Участники подняли ряд острых вопросов, адресованных власти, бизнесу и ИТ-сообществу. Консенсусная позиция: необходима общая площадка по согласованию интересов всех игроков. Организатором мероприятия выступил Центр социального проектирования «Платформа» при поддержке правительства Омской области, Фонда содействия инновациям в Омской области и Технопарка промышленной автоматизации «Газпром нефти».

Алексей Фирсов, генеральный директор Центра социального проектирования «Платформа»

Трек 1 – омские айтишники: сильные и слабые стороны?

Стартовый материал – результаты исследования ЦСП «Платформа» «Цифровой Омск: Будущее ИТ-сферы региона», проводившегося с апреля по июнь 2018 года комбинацией методов: телефонного анкетирования 200 представителей омской ИТ-сферы (менеджеры ИТ-компаний и ИТ-отделов компаний других сфер, научные сотрудники и аспиранты вузов, представители некоммерческого сектора), экспертного опроса 20 лидеров ИТ-сообщества Омска (руководители и топ-менеджеры компаний, заведующие профильных кафедр, руководители профильных общественных организаций) и фокус-группы с 10 ИТ-специалистами, выпускниками местных вузов. Основные результаты исследования:

  • Омское ИТ-сообщество делится на две группы, представители которых почти не пересекаются друг с другом: бизнес по программированию на заказ и бизнес, ориентированный на автоматизацию управления.
  • 55% представителей омской ИТ-сферы считают Омск городом с уровнем развития ИТ, как минимум, выше среднего. В большинстве своем, омские айтишники не считают оправданной конкуренцию с Новосибирском – лишь 23% назвали Омск будущей ИТ-столицей Сибири, Новосибирск выбрали 80%. Но потенциал местного ИТ-сообщества не полностью реализован – почти все опрошенные лидеры ИТ-бизнеса заявили, что их компании работали над собственным продуктом, но без прорывного результата.
  • Омское ИТ-сообщество патриотично (с российским рынком хотят работать 51% и 33% с международным рынком, российскую компанию предпочитают 75%, иностранную 23%), зависимо от двух местных вузов (ОмГТУ и ОмГУ, их выпускников предпочитают 53% и 49% работодателей соответственно), но при этом не особо высоко оценивает качество образования (57% — качество подготовки среднее и ниже среднего, 36% — высокое и скорее, высокое).
  • 55% представителей омской ИТ-сферы считают, что власть не участвует в цифровизации города, 51% считает, что спрос на ИТ-услуги со стороны предприятий низкий (35% — считают, что высокий). Лидером по работе с ИТ-сообществом среди отмеченных производственных компаний является «Газпром нефть» (21%). 38% предпочли бы компанию нефтегазовой сферы как работодателя при наличии выбора. Несмотря на признание преимущественно аутсорсинговой природы омской ИТ-экономики (62% опрошенных), омское ИТ-сообщество не видит свое будущее только в секторе оффшорного программирования. 32% считает, что оптимальная ниша для Омска – быть центром решений по цифровизации производств, логистических объектов и города, 22% — быть аналогом Бангалора, центром оффшорных разработок, 20% — аналогом Кремниевой долины, центром создания высокомаржинальных продуктов. Это создает предпосылки для синергии ИТ-секторов города с производственным и административным секторами.

Высказанные мнения:
  • Сегмент оффшорного программирования сегодня – «красный», высококонкурентный рынок. На нем преимущества России и Омска, в частности, раскрываются не полностью. Бурно растет предложение из стран Латинской Америки. Если раньше в США стояла проблема нехватки рабочих рук, то сейчас есть руки, расположенные в тех же часовых поясах. Бизнес по аутсорсингу программирования будет становиться все сложнее и сложнее. Алексей Коровянский, со-основатель и технический директор Effective.
  • Технопарк промышленной автоматизации «Газпром нефти» не позиционирует себя как просто заказчика и стремится, чтобы ИТ-компании становились партнерами. Именно в партнерстве рождаются интересные проекты, и примеры успешной кооперации у нас есть. Омские компании обладают достаточными ресурсами и компетенциями для работы в таком партнерском формате.  Владимир Клевакин, руководитель Технопарка промышленной автоматизации «Газпром нефти».
  • Интересные ИТ-продукты в регионе есть, но не хватает бизнес-компетенций. Определенным ресурсом могла бы стать региональная власть, если бы она начала продвигать омские ИТ-продукты за пределами региона. Олег Курнявка, генеральный директор ООО «Сигма цифровые технологии». 
  • Омской ИТ-среде не хватает бизнес-компетенций. Целенаправленное организованное их развитие помогало бы не только формировать продукт, но и продвигать его на внешние рынки. В качестве партнера интересен только бизнес, работающий на российский и международный рынки. Бизнес в рамках региона – не очень интересен. Анна Тарасенко, генеральный директор 7bits.
  • Необходима общая площадка для согласования интересов и их продвижения за пределами региона. Консенсусное мнение.

Трек 2 – омский промышленный бизнес: цифровой или аналоговый?

Стартовый материал – результаты исследования ЦСП «Платформа» «Цифровая промышленная компания». Инструментарий: 35 экспертных интервью, анализ открытых источников. Основные результаты исследования:

  • Ввиду модности темы, термин имеет множество публичных трактовок, как противоречивых, так и тавтологических, в стиле «цифровизация – это цифровизация». Применительно к промышленной компании цифровизацию стоит понимать как создание второй реальности, в которой существует цифровой двойник этой компании, позволяющий не только моделировать процессы, но и изменять их.
  • Процесс цифровизации бизнеса напоминает погружение в воронку водоворота, в центре которого сугубо цифровые компании, а традиционные производства – на периферии. По мере движения к центру воронки промышленная компания трансформирует все свои внутренние процессы, меняя линейную структуру управления на объемное видение, основанное на доступе к информации обо всех процессах одновременно. Отличительная черта цифровизованных компаний – использование предиктивного анализа, позволяющего за счет подключения искусственного интеллекта предсказывать развитие процессов.
  • Превратить нефть в цифровой продукт нельзя, но можно цифровизировать логистику, сбыт и производственные процессы. Пример подхода – «Газпром нефть», использующая целый спектр цифровых технологий: системы управления цепочками поставок, озеро данных на Apache Hadoop, цифровые двойники установок.
  • Цифровизация производственной компании предполагает преодоление вызовов первопроходца: нет образцов и четких целевых моделей: каждый шаг создает новые возможности; не хватает кадров, цифровизация требует от персонала внутренней трансформации; необходима единая ИТ-платформа.
Высказанные мнения:
  • Системное препятствие для включения местного ИТ-сектора в цифровизацию промышленности – включенность предприятий в вертикально-интегрированные холдинги – у менеджмента мало полномочий, решения принимаются в головных центрах. Александр Тимофеечев, президент НП «ИТ-Кластер Сибири».
  • Одной из причин слабой проницаемости местной ИТ-среды для компаний ОПК является не их включенность в вертикально-интегрированные холдинги, а риски для информационной безопасности. Александр Корнев, заместитель руководителя представительства ГК «Ростехнологии».
  • Правительство области работает над концепцией региональной цифровой экономики. Основная задача – это именно разработка образа будущего и возможностей, которые регион мог бы использовать. Подход предполагает активную цифровизацию промышленности: химического, нефтегазового, аграрного секторов. Отдельный большой рынок — цифровизация госуправления, предоставление современных госуслуг невозможно без цифровых технологий. Инна Иванова, начальник управления мониторинга социально-экономического развития Министерства экономики Омской области.

Владимир Клевакин, руководитель Технопарка промышленной автоматизации «Газпром нефти

Трек 3 – Может ли Омск стать «умным» городом?

Стартовый материал – доклад представителя Фонда содействия инновациям в Омской области, проректора ОмГАУ Виталия Алещенко «Цифровой Омск: возможности для власти и ИT-сообществ». Основные тезисы:

  • При наличии политической воли и поддержки правительства региона можно осуществить цифровизацию даже такой консервативной отрасли как сельское хозяйство.
  • У Омска большой ресурс цифровизации: цифровизировать можно практически каждую сферу, вопрос в том, с чего начать.

Александр Тимофеечев, президент НП «ИТ-Кластер Сибири»

Высказанные мнения:
  • Оптимальный образ Омска как центра разработок – не Бангалор, а американской город Остин, который привлекает ИТ-бизнесы, специализирующиеся на сложных аутсорсинговых решениях. Но чтобы закрепиться в качестве такого центра, Омск должен меняться в лучшую сторону – так, чтобы в него мог с комфортом приехать крупный заказчик и заключить контракт. Нужно повышать транспортную доступность Омска и качество городской среды.  Алексей Коровянский, со-основатель и технический директор Effective.
  • Если у жителей и властей не хватает воли для того, чтобы запустить цифровизацию города, эстафету может перенять бизнес. Важно не потерять сам город за цифровизацией – выбирая направление, с которого стоит начать, нужно увидеть стратегическую цель, понять какой город хотелось бы видеть через 10 лет. Есть понимание, что город удобен для пешеходных дистанций, велосипедных. Сама среда есть, но она в каждом из компонентов не дотягивает: река есть, но грязная, зелень не поддерживается, паттерны общественного транспорта и такси совпадают – не удовлетворяется элементарный запрос.  Ефим Фрейдин, архитектор бюро «РИМ».
  • В такой ситуации первичным сектором цифровизации омского городского хозяйства должен стать транспорт. Несколько участников.

Пятьдесят оттенков серого: почему в российских миллиардерах больше нет огня

Опубликовал manager, . Категория: СМИ о нас.

Время ярких поступков и эффектных жестов уходит в прошлое — новые реалии требуют от бизнесменов быть как можно более незаметными

Алексей Фирсов

В публичном пространстве часто говорят о фактической канве событий, реже делают анализ причин, еще реже — обращают внимание на психологические факторы и личные мотивы, либо упрощают их до совсем примитивного уровня. Человек выносится за скобки, будто все происходит само собой, как запущенный механизм, где движения предрешены пружинками и шестеренками, а люди — всего лишь встроенные в механизм фигурки.

Интересно посмотреть, как за последние 20 лет изменился психологический портрет российского предпринимателя. Ведь сейчас мы имеем дело с другой структурой личности, нежели в середине и конце 1990-х и даже на исходе нулевых. Уже сложно понять, что здесь первично: изменились ли сами люди, а за ними — характер бизнес-процессов и среда, или, наоборот, личные трансформации стали следствием внешнего контекста и новых правил игры.

Но где же знаки перемен? Первое, что бросается в глаза, — почти исчезла субъектность предпринимателей. Вспомните, к примеру, публичные проявления прошлых лет. Да, у ряда фигур были повышенная эпатажность и нарциссическая сфокусированность на своем эго — как у Слободина, Чичваркина или в худшей редакции у Полонского. Но и в менее кипящих натурах чувствовалось, что им интересно проявлять свой характер и стиль. Поэтому журналист в ходе интервью не стеснялся спрашивать, а собеседник — отвечать о сугубо личных вопросах, например о снах, мечтах, хобби, политических вкусах, идеях, фиксациях. Речь обретала собственный стилистический рисунок, а личности — характер портретов. Я, к примеру, помню одно из редких интервью Абрамовича, в котором он признался, что у него есть «чувство потока», который подхватил его и которым он уже не вполне управляет. Кто сегодня скажет о таком потоке?

Субъектность когда-то чувствовалась даже у предпринимателей путинского призыва, сформированных уже в другой политической реальности. Тимченко мог грустить об оставленных в Швейцарии овчарках, а Якунин — говорить о патриотизме, но таким языком, которым мог владеть только он сам и который своим удивительными речевыми конструкциями обессмысливал все напряжение патриотического пафоса. Ставя в один ряд интервью разных фигур, можно было легко понять: ну конечно же, это Дерипаска, здесь — Швидлер, а здесь Чубайс, Фридман и так далее. Важно сразу заметить, что субъектность — это далеко не только особенности личного поведения или публичной речи. Речь скорее знак. Это поиск себя в социальном пространстве, стиль ведения бизнеса, степень агрессивности, филантропия. И в значительной мере — характерный стиль управленческих команд. Один, вроде партнера Абрамовича Давида Давидовича, мог сказать: «Нам эта сделка нужна, потому что мы покупаем ситуацию». Просто, цинично, понятно. Другой давил на гуманитарные факторы или общественное благо, причем в значительной степени верил в то, о чем говорил.

А потом вдруг наступила абсолютная закругленность, стерильности речи, будто некие шизофреники-пиарщики решили, что в информационном поле должен быть безукоризненно-клинический порядок, а самое страшное — это острые отличия, индивидуальность и «рискованные высказывания», которые могут быть неверно истолкованы. В конечно счете погубила их мысль о мифических «целевых аудиториях», но это отдельная тема. У нас в общежитии на философском факультете жил один психически не очень здоровый студент, который потом долго лечился. Он каждый вечер в идеальном порядке и на одинаковом расстоянии друг от друга выкладывал на прикроватной тумбочке личные вещи: часы, ручку, блокнот, платок и другие аксессуары. Любое случайное нарушение этой гармонии он воспринимал как катастрофу и впадал в долгий ступор. Примерно такая же стерилизация жизни происходит сегодня в публичной сфере.

Ответы стали превращаться в развернутые цитаты из пресс-релизов, к которым не придерешься, но и делать с ними уже нечего, потому что они бесплодны в отношении раскрытия мысли. Вспомните, давно ли обсуждалась какая-то яркая фраза политика или бизнесмена, если не брать спонтанные афоризмы нашего премьера.

Почему это случилось? Одергивал ли их кто-то, советовал не высовываться, надеть серый пиджак, скучный галстук и слиться с фоном? Наверняка, нет. Разумеется, за счет стирания индивидуальных черт элиты происходило более яркое и четкое выделение контура единственного героя, который на вершине управленческой пирамиды мог проявлять свою индивидуальность во всем размахе: брутально шутить, скакать с обнаженным торсом, искать древние сосуды на дне морей и взмывать к небесам за стерхом. Концентрация субъектности вокруг одной фигуры давала лидеру неоспоримые политические преимущества, но и наделяла грузом повышенных ожиданий не только со стороны населения, но предпринимательского класса. При этом никаких указаний по поводу собственных публичных имиджей элита не получала, каким-то образом она сама считывала и интерпретировала сигнал времени, меняя свои привычки.

Изменение публичных стратегий совпало с развитием чувства фатальности происходящего, зависшим вопросом: «А что, собственно, от меня здесь зависит?» Личность возникает там, где она может открыто и свободно проявить себя, она связана с собственным выбором и активностью. Бессмысленно требовать проявления личного начала в армейской шеренге. Но она также лишена смысла в ситуации, где игровое пространство сужено до предела, правила формируются автономно от участников и крайне подвижны, роли расписаны. Когда-то мир воспринимался бизнесом как большое игровое пространство со множеством участников, что отразилось и в языке. Например, участников рынка было принято называть игроками (почти вышедший из употребления термин). Игра рождала кураж, от которого у некоторых вообще сносило голову — в переносном, но порой в прямом смысле слова. Но теперь мир стал полигоном. Решения должны быть не элегантными, а максимально функциональными, как камуфляжная форма. Вместо портрета возник функциональный инженерный чертеж.

Кстати, синхронно с этим уходит и личное начало в политике. Исчезает демонстрация политиками своих частных особенностей и своего персонального почерка. Символически это отразилось в смене трех заместителей главы Администрации президента по внутренней политике. Постмодерниста, эстета и игрока Суркова сменяет тяжеловесный идеолог Володин (но любая идеология — это еще различие, момент личной определенности), а на смену Володину приходит технократ Кириенко, который обретает индивидуальность именно за счет своей обезличенности и чистой функциональности: таких еще не было, а вот теперь — будут. Рассуждать сейчас о Кириенко как публичном образе — все равно что рассуждать об операционной системе или машинном интеллекте, у которого, конечно, есть свои достоинства и недостатки, но уж точно нет осознания своего «я».

Есть свои плюсы и минусы в подобной деперсонализации российских элит. Начнем с преимуществ. Первое — это отсечение наиболее уродливых, эксцентричных и социально аллергенных проявлений, которые временами трактовались как особенности русского бизнеса в целом. Например, тот же Прохоров с девушками в Куршевеле, кокаиновые вечера одного известного девелопера, публичная демонстрация роскоши. Второй — усиление мобилизационного потенциала среды, которая в период «осажденной крепости» должна быть максимально управляема, а значит, унифицирована. Третий — снижение персональных рисков. Как-то спокойней, когда ты меньше заметен, не слишком привлекаешь к себе внимание. Конечно, за яркость никто не наказывает, но бывают времена, когда лучше быть не на виду: проще договариваться, проще демонстрировать лояльность.

Но, как и у всякого комплексного явления, здесь есть свои негативные эффекты. Наверное, когда элегантные решения только цель в себе, они становятся чистым искусством, а не бизнесом. Но настоящее развитие, поиск нового, всегда идет через личностные аспекты, связано с проявлением персональной решимости. Творчество индивидуально, креативный человек должен воспринимать себя в качестве уникального субъекта, он стремится к самопрезентации. Мир, который теряет многообразие, необязательно проигрывает на конкретном историческом отрезке. Например, выиграла же суровая Спарта у артистичных Афин в изнурительной Пелопоннесской войне. Однако в целом у сложно организованных обществ преимуществ больше, как и мобильности, гибкости, социальной привлекательности.

Субъектность, потеряв себя в сущностных моментах, сохранила по крайней мере две компенсации. Первая — сверхпотребление, давно ставшее комичным в западных странах, но сохранившее у нас свой размах. Что здесь поделать? Люди, ментально сформированные в советскую эпоху, продолжают компенсировать тесноту хрущевских квартир размером и количеством недвижимости, длиной яхт и суперджетами. В конце концов, это их способ выразить свое «я» в сверкании мира и преодолеть скрытый страх смерти. Но здесь, скорее, вопросы к психоаналитикам, которые любят сравнивать размер демонстративного богатства с нереализованным либидо.

Вторая компенсация — хайп. Если уже сложно стать уникальным, то можно постараться быть суперактуальным. Цифровым, эджайловым. Здесь ты вроде на гребне волны, хотя и далеко не оригинален в своей оригинальности. Можно бежать внутри стада, но ощущать себя в его передовой части. Само направление задается условным пастухом, который вне поля видимости, но есть ощущение, что именно здесь и сейчас ты на пике прогресса. Чем это отличается от подлинной субъектности? Тем, что направление уже задано и, как часто бывает, движение становится догоняющим, вторичным по отношению к глобальному тренду.

Можно также отметить, что все циклично и за периодом нынешней стерильности рано или поздно наступит период персонального своеобразия и конкуренции личных качеств.

Источник: Forbes

Историческая усадьба как ресурс развития малого города

Опубликовал manager, . Категория: Развитие территорий, Экспертные позиции.

Как одновременно закрепить население в малом городе, увеличить туристический поток, создать новый центр социальной активности и при этом не потратить на проект все деньги муниципального бюджета, рассказывает президент Ассоциации владельцев исторических усадеб Виссарион Алявдин.

Исторические усадьбы и монастыри — это старые камни и старые стены, которые одухотворяются и вовлекают в духовную жизнь современного человека. Монастыри напрямую – потому что они связаны с мировоззрением, верой, с нравственными вопросами с их развитием и сохранением. А усадьбы – это своего рода музейные и культурные центры, которые отталкиваясь от старых традиций, внедряют новые культурные традиции. И это сейчас крайне важно. Как мне кажется, действительное развитие малых городов без развития точек культурного роста вокруг них,своеобразных спутников, сложно себе представить.

Туризм

Одним из важных показателей развития туризма в конкретном городе является длительность пребывания в нем туристов. Если человек остался ночевать – он принесет городу дополнительные деньги. Он не только лишний раз пойдет в ресторан и купит лишний сувенир. После полноценного погружения в городскую атмосферу, он с большей вероятностью захочет туда вернуться, он будет советовать эту поездку своим друзьям и знакомым. Возвращение туриста во второй раз также принципиально важно для внутреннего туризма – по одному разу, мы много где бывали, а во второй-то раз, уже нет – вот в чем проблема. И историческая усадьба, приведенная в порядок, как раз отлично работает на оба этих фактора.

Даже для такого знаменитого и относительно приведенного в порядок города, как Ростов Великий, близлежащая усадьба является дополнительным источником развития – многие люди уже приезжают сначала туда, а после с удовольствием едут в Ростов.

Туристы стали выбирать усадьбу как место остановки, потому что она приспособлена под гостиницу. Ты можешь всю ночь и утро провести в старинной усадьбе, днем посетить музей, погулять по парку, летом искупаться в благоустроенном пруду или покататься на лодке, а зимой — на лыжах и коньках. Или поехать днем в Ростов и вернуться на ночь в усадьбу. Когда есть такие возможности, люди (или турфирмы) принимают решение остаться в Ростове Великом не на один день, а на два. И самое главное, что в усадьбу (и в город) люди возвращаются снова, потому что они были летом, а теперь хотят приехать на Рождество, покататься на конях и т.п. Они хотят осенью поучаствовать в охоте или в собачьих гонках. В самом Ростове это сделать невозможно, как и почти в любом малом городе, поэтому наличие такого центра становится концептуально важным для самого города.

Понятно, что Ростов мог бы прожить и без этих усадьб, на то он и Великий. Но в России много хотя и исторических, но не столь масштабных городов, для которых принципиально важно наличие таких загородных центров. Хотя и для Ростова наличие нескольких таких усадеб может дать ощутимый прирост туристической активности. Люди иногда едут специально ради них.

Историко-культурное наследие, идентификация горожан

Возьмите малый город, в котором почти нет историко-культурного наследия. Есть, дай Бог, краеведческий музей, стоит один недовзорванный храм и пара купеческих домов в центре – вот и все. Какая у этого города культурная идентификация? Ее надо из чего-то создавать, на чем-то основывать. А она вон «лежит» рядом – две старинные усадьбы. Вот ваша идентификация. Она уже готова, на блюдечке, как говорится, с голубой каемочкой. И выясняется, что в одной усадьбе жил, например, Муравьев-Карский (наш знаменитый генерал), в другой Багратион бывал, в третьей Карамзин писал «Историю государства Российского»….

Таким образом, у городка, не имеющего уникальной и глубокой истории, (по крайней мере не выраженной архитектурно), благодаря восстановлению пары усадеб и одного монастыря или скита, рождается новая, а чаще забытая, история, формируется его индивидуальное лицо.

Причем монастыри имеют особенность восстанавливаться сами по себе за счет меценатов, паломников и трудников, практически, не требуя у администрации бюджетного финансирования. От администрации требуется только способствовать развитию этого исторического монастыря и двух-трех частных усадеб – автобусный маршрут сделать, дорогу в рамках бюджета, все же довести до ума, посылать зимой бульдозер, который будет ее чистить, поддерживать проведение в них различных праздников и мероприятий и т.д. Я не скажу, что усадьбы, это точки большого экономического роста, но это точно точки сохранения экономической активности, что уже немало, и, главное, наличие этих центров закрепляет население.

Трудоустройство, закрепление населения

Музеи-заповедники — настоящие спасители своих населенных пунктов – приезжаешь и видишь: в музее работают не только женщины в возрасте, но и молодые ребята, потому что это возможность, окончив гуманитарный вуз в Пскове, в Новгороде, вернуться сюда, где у тебя нормальный дом, родители, друзья. А не искать какого-то особого счастья непонятно, где и как, за сотни км от своего дома. Усадьбы – это рабочие места и для творческой интеллигенции, и для технических профессий – помимо хранителей и реставраторов, в каждом таком центре нужен свой электрик, специалист по отоплению, водитель, системный администратор.

Усадьба как центр социальной активности

Социокультурная активность, происходящая вокруг города — это несказанно важно. Мы часто видим полное отсутствие жизни даже вокруг расположенного рядом с агломерацией малого города. А ведь рядом может быть возрожден целый ряд активных населенных пунктов, в которые не грех съездить: погулять на выходных, посетить концерт или маленький музей, свадьбу отпраздновать, отметить юбилей. Это и есть ресурс повышения качества жизни – эти задачи не решишь только за счет дома культуры в малом городе. А в подобной усадьбе, благодаря появляющимся там владельцам, начинается проведение новых, необычных для города мероприятий, могут проходить события регионального и общероссийского уровня. Есть примеры, когда люди привели усадьбу в порядок, потом к ним начинают приезжать музыканты, а затем это перерастает в музыкальный фестиваль и т.д. Люди начинают приезжать из соседних городков, слушают музыку. И ничего подобного с ними бы не случилось, не будь этой усадьбы.

Как это работает в Обнинске

Далеко не последний город в Калужской области, наукоград – там с рабочими местами и с наукой все неплохо. Но в нем не было ни одного исторического памятника. Это новый город, его выстроили 60 лет назад. Но практически в самом городе расположена усадьба Белкино – это единственный сохранившийся усадебный ансамбль. Причем, с домом, который в жутком, аварийном состоянии. Но группа предпринимателей Обнинска, создала фонд в поддержку этой усадьбы. Они уже лет 10 поддерживают и реставрируют ансамбль. Восстановили флигель, вычистили пруды, привели в порядок парк. Фонд охраняет усадьбу для всех жителей Обнинска, и они знают, что это у них самое старое место в городе. Отсюда, можно сказать, и Обнинск-то пошел. Люди получили якорь на своей земле и, трудно переоценить, что для таких новых городов или городов, без яркой истории, эти места значат. Они могут стать центрами городского патриотизма, городской идентичности.

Источник: Экспертный совет по малым территориям